— Твой последний альбом называется Mutabor…
— Это слово упоминается в сказке «Калиф-аист» и используется для того, чтобы человек мог превратиться в животное и обратно в человека.
— Ты бы в кого хотела превратиться?
— В птичку! Да, в птичку больше всего.
— Что для тебя самое важное, когда ты поешь?
— Это трудно объяснить. Будет звучать банально, наверное, но чувство происходящего: я чувствую, что это именно так, как и должно происходить. Контакт не только с людьми, но и с собой, и с чем-то высшим — это такое общее настроение. Какая-то открытость…
— Ты открытая на сцене?
— На сцене да, когда пою.
— Легко подпускаешь к себе людей?
— Я подпускаю легко всех, до какой-то степени. Я могу быть очень открытой, но до конца не получается. У всех, наверное, есть свой мир, может быть, я просто больше его оберегаю. Черта характера такая.
— Ты говорила, что не понимаешь, почему люди приходят на твои концерты и слушают именно твою музыку. Со временем что-то изменилось?
— Сейчас становится понятнее, но все равно это очень странно. Я не знаю, как другие музыканты видят это все, как они чувствуют себя и других, насколько ощущают себя причиной, и приятно ли им это. У меня это достаточно сложно — есть какая-то застенчивость на сцене. Когда пою, я открываюсь, но если что-то говорю, мне становится очень стыдно. Особенно если я что-то говорю после того, как спела. Как будто я совсем голая.
— Что ты имеешь ввиду, говоря о связи с чем-то высоким во время пения?
— Это слишком самонадеянно говорить о Боге в этом случае… Я не знаю, что это такое, может, это связь общечеловеческая. Может это совсем не Бог, а может эта связь и есть Бог. Я не знаю.
— Ты помнишь свой первый концерт и ощущения от него?
— Помню. Это было очень это давно, я еще ездила из родного города в Вильнюс. По сравнению с моим городом Вильнюс очень большой. Меня все интересовало, казалось, что все там так прекрасно, там столица и люди меня слушают. Я вобще очень волновалась, меня прямо трясло. Как пела, я не помню — все было очень сыро еще, там вобще была эмоция совершенно сырая. Это сейчас есть какая-то музыкальность, а тогда это было немного дико, и даже голос был совсем другой.
— Ты амбициозна? Чего ты хочешь добиться?
— Амбиции есть, но не в карьере. Это больше касается музыки в целом. Очень сложно объяснить, потому что это не что-то конкретное… То, что я играю сейчас, и то, что я играла раньше — все эти песни, конечно, неплохие. Но они уже не принадлежат мне — они живут своей жизнью. Когда сочиняю музыку, я чувствую, к чему стоит стремиться, и как это должно звучать, чтобы было по-настоящему. Но всегда есть интервал, который отделяет от желаемого — никогда не получается так, как ты хочешь. Я хотела бы приблизиться к этому настоящему в музыке и во всем остальном.
— Тебе легко отказаться от песни, если начинаешь переживать ее по-другому?
— Если бы меня не просили на каждом концерте сыграть ту или иную песню, мне было бы вообще легко. Все меняется, и некоторые песни мне не хочется больше играть, не смотря на то, что раньше хотелось этого по-настоящему — так часто бывает.
— Ты поешь на трех языках. Какой из них тебе ближе, при помощи какого проще выражать себя?
— Английский я не воспринимаю серьезно — это уж точно не мой родной язык. Для исполнительства он подходит, но для сочинительства не особенно, потому что я его не настолько хорошо знаю. Остается русский и литовский — на этих языках мне одинаково легко и приятно петь. Но они разные: русский острее и ярче, а литовский более мягкий и лиричный.
— Откуда берутся твои песни? Что тебя вдохновляет?
— Я в себе ношу, наверное, какой-то постояннодействующий фильтр. Я живу своей жизнью: думаю, смотрю, слежу, наблюдаю, чувствую, и пропускаю все через себя. Что-то получается — я пою, пишу, рисую. Не знаю, почему некоторые люди поют, некоторые танцуют, а другие сварщиками работают. Призвание и профессия — это то, что ты умеешь делать просто так, потому что это есть внутри тебя.
— Кем ты хотела стать в детстве? Было понимание того, что ты будешь певицей?
— В детстве у меня не было конкретных желаний и до сих пор нет такого понимания. Просто я пою, люди слушают, приходят на концерты, но я не воспринимаю себя певицей. Я вот вижу в фильме певицу, смотрю на нее и думаю: «Вот, она певица.» Но себя я не чувствую певицей почему-то. Со стороны это может выглядеть по-другому, а когда с тобой это происходит… Мне кажется, что певица должна быть какая-то другая, а я — все та же. А тут раз, и певицей стала.
— Какое место в твоей жизни занимает живопись?
— Я рисую, но сейчас чуть меньше. Очень хочу рисовать, но отвлекаюсь постоянно. Надо сосредоточиться и больше работать. Когда-то давно после школы я поступала в Вильнюсскую художественную академию — не поступила. Больше никуда не поступала и не планировала пока. Я хотела бы иллюстрировать книжку или выставку сделать, но сначала нужно делать что-то стоящее. У меня есть много картин, которые я написала несколько лет назад — сейчас они мне кажутся неактуальными. Может быть, я слишком серьезно к этому отношусь. Впереди много времени — все будет.
— Жалеешь, что не поступила?
— Нет. Я даже тогда не жалела. Считаю, что не нужно жалеть особенно ни о чем. Все, что происходит, должно произойти. А жалеешь ты или нет — это не важно.
— Насколько ты самокритична ?
— Я не знаю, как измерить эту критичность, потому что я не знаю, как другие люди к себе относятся. А вобще, достаточно сильно — я не слишком себя жалею или люблю. Нужно себя любить все-таки, потому что это очень важно.
— Что означают твои татуировки? Насколько серьезно ты относишься к подобным вещам?
— На правой руке Солнце, а на левой — Луна. Не знаю, насколько серьезно. Пока серьезно, а пройдет 20 лет будет, наверное, уже не серьезно. Солнце – это сила. Правая рука в моем случае тоже сила и энергия, можно сказать мужская. А Луна — это что-то противоположное, какая-то податливость, женская энергия. Когда рассказываешь, это как-то глуповато звучит. Интересно, что две руки: правая и левая, солнце и луна, добро и зло, черное и белое…
Молодая? Да.
Свежая? Да.
Очаровательная? Да.
Необычная? Да.
Талантливая? Да.
Лиричная? Да.
Красивая? Да.
Разве этого мало? Нет. Наблюдать за Алиной можно бесконечно – кудрявые рыжие волосы, уголки губ, поднимающиеся кверху, пальцы на клавишах фортепиано – это бесконечная завораживающая история.
"Лихорадка"
Ушли и спрятались в темном лесу
Все твои праздники мой милый друг
Скользко на улице, липко внутри
Дети целуются у твоей двери
Красота пустоты, пустота красоты -
Золотая лихорадка
Тебе так нравится то чего нет
Огни титаника и хвосты комет
Красота пустоты, пустота красоты -
Золотая лихорадка
"Деревья Танцуют"
На голову падает голое небо,
Гляди как деревья танцуют.
Они ведь наверное все еще знают Бога в лицо.
И далеко стало близко,
И что было просто стало сложнее.
У нас было слово, но и его мы потеряли в куче вещей.
Но как же я благодарна за то,
Что глаза мои - раны свежие,
И что вижу я, и что вижу, как деревья танцуют.
|
